Марку Евгеньевичу Эпштейну, ветерану 123-й ордена Ленина Лужской стрелковой дивизии, участнику прорыва и полного освобождения Ленинграда от фашистской блокады, – 90 лет, однако он до сих пор полон энтузиазма. Его часто приглашают на встречи с молодежью, эти беседы он считает очень значимыми для ребят.

"Петербургский дневник": Марк Евгеньевич, часто ли вы встречаетесь с ребятами?

Марк Эпштейн: Очень часто. У меня бывает по 18 уроков мужества в году. 

"Петербургский дневник": Какие вопросы задают школьники?

Марк Эпштейн: Самые разные. Ребят интересует все: в каких войсках служил, какое воинское звание имею, чем немецкий танк «Тигр» отличается от нашего танка Т-34 и т.д. Любопытно, что детишки помладше намного активнее ребят постарше. Они более непосредственны, да и знаний о Великой Отечественной войне у них побольше. Между прочим, именно ребята указали мне на то, что фамилии проклятых фашистских полководцев начинаются на букву «Г» – Гитлер, Геринг, Геббельс, Гесс, Гудериан. Комментарии, как говорится, излишни.

"Петербургский дневник": Как вы считаете, что нужно, чтобы школьники были неравнодушны к военной истории своей страны?

Марк Эпштейн: Я убежден, что многое зависит как от классного руководителя, так и от семьи. Как воспитывают, таким и будет отношение. Иногда, к сожалению, сталкиваешься с тем, что дети почти ничего не знают о Великой Отечественной войне. Да, я провожу беседу, потом спрашиваю – есть вопросы? Вопросов нет. И все бегом бегут из школы. Что осталось в памяти у ребят? Не знаю. Беседа превращается в формальность. Мне кажется, одна из причин также в том, что мало часов дается на историю и общество­знание, хотя даже при достаточном количестве часов все равно нужно работать с детьми. Все дело в воспитании. В понимании учителем, родителем своей миссии хранителя истории. Ведь все мы живем сейчас только потому, что за нас погибли миллионы наших сограждан. Об этом нужно помнить всегда. И историю, конечно, нужно преподавать эмоционально – так же как литературу. Чтобы ребята могли прочувствовать, представить картинку, а не учить даты.

"Петербургский дневник": Расскажите, пожалуйста, о самых ярких событиях из вашей военной истории.

Марк Эпштейн: У меня их было очень много. Я многое пережил. Учился в 11-й школе, окончил ее с отличием в 1942 г. Сегодня это 166-я гимназия. Правда, доучиваться при­шлось в другом здании, на нашу школу упала 500-килограммовая бомба. Был пять раз ранен. Первый раз – в висок. Меня положили к мертвым, но кто-то заметил, что шевелюсь. Меня спас выдаю­щийся хирург Андрей Львович Поленов. Практически вправил обратно мозг.

Как мне говорили, я стал чудом для медицинской практики. После ранения опять отправился на фронт и был ранен еще четыре раза, но уже не так тяжело.

Но самое важное событие, конечно, это прорыв блокады и форсирование Невы. Мы вдвоем с товарищем тащили почти 40-мет­ровую лестницу, которую нужно было поставить на берег, облитый водой, да подняться по ней и начать стрелять, пока тебя не убили вылетевшие из землянок фашис­ты. Помню, что по такому случаю мы были хорошо и теп­ло одеты, а сборный оркестр из нескольких подразделений играл «Интернацио­нал». Что самое интересное, еще не было красной ракеты с командой «Вперед», как воины уже бросились на берег, занятый фашистами. Вы не представляете себе, как нам хотелось освободить Ленинград! Это был какой-то невероятный напор воли!

"Петербургский дневник": Расскажите, как все это происходило.

Марк Эпштейн: Восемнадцатого января 1943 г. в кровопролитных боях наши войс­ка освободили южное побережье Ладожского озера. Образовался коридор где-то в 8-11 км. Этого, конечно, было мало, но город смогли связать с Большой землей. Люди плакали и ликовали. В прорыве был великий смысл, он возвращал к жизни тех, кто оставался в городе, кто смог выжить.

Но этот небольшой коридор не мог обеспечить блокадный город всем необходимым. За его расширение почти 400 дней шла битва. Какие были кровопролитные бои! Очень много смертей было вокруг. Не успевали хоронить, регистрировать, сообщать родным. В этом ужасе очень много людей пропали без вести. Я кланяюсь в ноги ребятам из поисковых отрядов, которые ищут этих бойцов, помня слова Александра Суворова: «Пока не похоронен последний солдат, война не закончена». Никто никогда в разговоре о блокаде, о Великой Отечественной войне не назовет точной цифры погибших, потому что это просто невозможно.

Я могу назвать эти почти 400 дней только адом. Бои были упорнейшими, фашисты не хотели отступать. Чтобы представить их настрой, послушайте, какие наставления им давали перед наступле­нием на нашу страну: «У тебя нет сердца и нервов, на войне они тебе не нужны, подавляй сочувствие, нежность, заботу, их у тебя не должно быть. Убивай всякого русского, советского, и этим ты спасешь себя, обеспечишь будущее своей семьи и покроешь себя неувядаемой славой». А что касается Ленинграда, то здесь директива была однозначной – пос­ле поражения советской России нет никакой надобности в сохранении этого большого населенного пунк­та и нет никакой заинтересованности в сохранении хотя бы час­ти населения. Вот с кем мы имели дело.

"Петербургский дневник": 1944-й часто называют годом великих побед.

Марк Эпштейн: И главная из них – освобождение города от блокады. В этой операции участвовали Ленинградский, Волховский фронты при поддержке Второго прибалтийского фронта, Балтфлота, дальней авиа­ции и партизан. Это десятки тысяч солдат и офицеров, орудия разного калибра, не считая реактивной артиллерии, которая получила название катюша. Мы, воины, плакали, когда стреляла наша катюша, потому что испытывали радость от ее мощи. Она нам очень помогала. Единственное, ее нужно было все время передвигать, потому что фашисты быстро засекали, откуда ведется огонь, и могли уничтожить орудие.

Битва за Ленинград началась с 14 января. Такого мощного наступления фашисты еще не видели. Как потом признавались пленные, ничего похожего у них в жизни не было. Это был кромешный ад. Фашисты верили в свои укрепле­ния и все время переходили в контратаки, получали новые силы, но мы им не уступали, особенно в силе духа. И нас уже было не остановить. 27 января мы пробили этот щит и освободили город.

Когда я рассказываю ребятам об этом, я всегда говорю: помните, какой страшной ценой досталась эта победа. Только на Невском пятачке, по официальным данным, потеряно 200 тыс. людей, которых ждут и ждут состарившиеся дети, внуки, которые верят, что найдется медальон их отца, деда. Поисковики говорят, что это большая редкость – найти медальон, на 100 км обнаруживается лишь один.

"Петербургский дневник": А после войны какой профессии вы себя посвятили?

Марк Эпштейн: После окончания Ленинградского института киноинженеров я работал учителем физики, директором школы. Потом устроился во Дворец пионеров заместителем заведующего отделом техники и ответственным за работу с одаренными детьми. В конце концов ушел в радиотехнический техникум и проработал там 43 года. Поэтому свои юбилеи я праздную несколько раз – с друзьями-ветеранами и с ребятами, у которых был когда-то классным руководителем. А общий педагогический стаж работы у меня 55 лет.

"Петербургский дневник": Ваш главный педагогический посыл?

Марк Эпштейн: Я всегда говорил ребятам: учитесь на совесть. Еще в XIII в. один великий мыслитель сказал: учащийся, который учится без желания, все равно что птица без полета. Эта мудрость никогда не постареет. Образованные, патриотично настроенные люди сумеют не хуже нас защитить нашу страну, если что-нибудь с ней случится. Я в это твердо верю.