Яндекс.Метрика

Книжная лавка представляет Post scriptum поэта Виталия Дмитриева

Новая книга "Post scriptum" известного петербургского поэта Виталия Дмитриева является итоговой – в ней собраны его лучшие стихи, в том числе и те, которые время от времени любит слушать писатель Даниил Гранин, приглашая автора в гости.

Новая книга "Post scriptum" известного петербургского поэта Виталия Дмитриева является итоговой – в ней собраны его лучшие стихи, в том числе и те, которые время от времени любит слушать писатель Даниил Гранин, приглашая автора в гости.

* * *

Стихи, если в них не лукавить

во имя нелепых идей, –

попытка хоть

что‑то поправить

в неправедной жизни своей.

Стихи – это, в принципе, чудо.

Такое не многим дано.

А кто их диктует? Откуда?

Тебе‑то не все ли равно?

И если ты даже посредник,

вбирающий малую часть,

то где‑то ведь есть собеседник,

тебе не дающий пропасть.

* * *

Это теперь "Ракеты"

 и "Метеоры"

мчатся по глади залива почти

взлетая.

Прежде, я помню, были другие

 скорости –

до Петергофа ходили речные

трамваи

от Летнего сада.

Целое путешествие.

Сколько ж мы плыли тогда?

Наверное, целую вечность.

Долгим все это кажется

по прошествии

жизни, такой короткой

 и быстротечной.

Хлопья прохладной пены, чайки

 в кильватере.

Как они ловко хватали мои

 подачки –

все эти булочки, плюшки,

 завернутые матерью.

Есть не хотелось. И вряд ли,

что из‑за качки.

Помнишь – Самсон,

разрывающий пасть шведам?

Петр. Ну, конечно, Первый.

 Какой же иначе!

Нас приучили с детства к таким

 победам,

что до сих пор остается вера

в удачу.

Как и тогда – в классе шестом

или пятом

после полетов Гагарина

 и Титова…

Я бреду вдоль Невы,

любуюсь имперским державным

 закатом

и, ты знаешь, – счастлив.

Честное слово!

* * *

Это ветра свободный порыв

в хищной зелени Летнего сада.

Это Ладога в Финский залив

пробегает сквозь строй

Ленинграда.

Перевернут дворцовый фасад,

на воде отпечатанный четко,

но превыше дворцов и оград –

темных веток сырая решетка.

Посмотри – возле Стрелки Нева

поневоле смиряет теченье,

разбегаясь на два рукава,

разводя их почти в изумленье.

И сквозь время, сдержавшее крик,

плещут волны, мерцая

тревожно.

Это жизнь, от которой на миг

отвернуться без слез

 невозможно.

* * *

Для чего скулить,

проклиная земной удел?

Если ты лишь взвесь –

оседай наравне со всеми.

Нужно просто жить

у начала великих дел,

то есть – именно здесь

и именно в это время.

Лучший поэт Ленинграда

Уже лет тридцать как считаю Виталия Дмитриева одним из лучших поэтов в своем поколении. "И с ума не сойду, и уже не сопьюсь – мне скандальной легенды не надо", – на первый взгляд эти блестящие строки отражают почти дзен-буддистское смирение с судьбой. При более пристальном чтении обнаруживается, что за ними стоит далеко не столь гармоничный образ автора, которому в юности предлагались только два варианта судьбы: сойти с ума или спиться. Повзрослевший герой, усмехаясь недавним романтическим соблазнам, принимает третий вариант: "жить-поживать".

Вступив в комсомол, а затем и в КПСС, приобретя "Жигули" и квартиру в жилищно-строительном кооперативе? Да нет. Выучив наизусть проходные дворы, одиноко слоняясь по любимому городу, мечтая, как тот же Осип Мандельштам, "уехать на вокзал, чтобы нас никто не отыскал".

Как это ни печально, но многие талантливые поэты, родившиеся в середине века и раньше, так и не вынесли новой российской революции. Их лучшие стихи остались во временах до 1991 г., и на расстоянии стало очевидно, что ушедший коммунистический режим немало содействовал их творчеству. Я говорю не о политике, но о гораздо более тонком чувстве противостояния обществу, изоляции от него, понимании, что оно, это общество, ни на дух не приемлет твоей поэзии и что "в нем тебе грядущей жатвы нет". Не хочу быть циником, но чувство это для многих оказалось незаменимым источником горькой энергии и внутренней свободы. Времена раннего Маяковского, обличителя буржуазии, явно миновали; вороватые скоробогачи и их обслуга, в конце концов захватившие наше Отечество, – дичь иного калибра, заслуживающая, может быть, насмешки, может быть, брезгливости, но никак не бессильных слез ненависти, дающих начало поэтическому вдохновению.

С удовольствием констатирую, что к Виталию Дмитриеву это никак не относится; и при старой власти, и при новой он, пожалуй, всегда осознавал, что "царство мое не от мира сего". А если уж нынешнее общество приводит его в недостойное раздражение, поэт с удовольствием использует свое незаурядное чувство юмора. Дмитриев любит с серьезным, озабоченным лицом высказать какую‑нибудь очевидную глупость, литературную или политическую, и выжидательно смотреть на собеседника: купится или нет? Если собеседник попадается доверчивый, то поэт, перед тем как расхохотаться и, сжалившись, налить жертве стаканчик горячительного, обязательно еще поморочит ей голову.

Стесняясь, иронизируя, изредка всхлипывая, не тоскуя по золотому веку и не ожидая его, Дмитриев упрямо ищет в мире потаенный смысл, который открывается только через искусство. За свою первую книгу стихов Виталий Дмитриев заслуженно получил премию имени Ахматовой – как автор традиционного направления. Впрочем, в его стихах то и дело звучат сигнальные звоночки, полускрытые тонкие метафоры, не позволяющие читателю успокоиться, а критику – записать Дмитриева в ряды добросовестных продолжателей традиции.

Бахыт Кенжеев

Виталий Дмитриев – петербургский поэт. Родился в 1950 г. в Ленинграде. Окончил факультет журналистики Ленинградского университета. Был участником поэтической группы "Московское время". Печатался во многих газетах и журналах. Редактор журнала "Изящная словесность". Автор трех поэтических сборников. Член Союза писателей Санкт-Петербурга. Лауреат ряда литературных премий, в том числе премии имени А. А. Ахматовой.

Ищите книгу в Книжной лавке писателей

Закрыть