Яндекс.Метрика
  • Елена Дружинина

Художник Ирина Бируля: мои картины зрители могут додумать

Имя художника Ирины Бирули хорошо знакомо ценителям живописи и театралам. И теперь у них вновь появилась возможность встретиться с ее творчеством. В Балтийском доме состоялись премьеры спектаклей Ю. Томошевского «Любовью не шутят» и В. Тыкке «Два старомодных коктейля». Оба режиссера пригласили Ирину Бирулю оформлять их спектакли.

Имя художника Ирины Бирули хорошо знакомо ценителям живописи и театралам. И теперь у них вновь появилась возможность встретиться с ее творчеством. В Балтийском доме состоялись премьеры спектаклей Ю. Томошевского «Любовью не шутят» и В. Тыкке «Два старомодных коктейля». Оба режиссера пригласили Ирину Бирулю оформлять их спектакли.

Ирина Бируля – член Международной федерации художников при ЮНЕСКО, оформила более 100 спектаклей, участвовала в 300 выставках. Ее картины хранятся в музеях России и за рубежом.

"Петербургский дневник": Ирина Михайловна, вы по‑прежнему нарасхват у режиссеров. То есть роман с театром бесконечен?

Ирина Бируля: В принципе да, это же моя профессия. Хотя сейчас мое отношение к театру изменилось. В театр я теперь как зритель практически не хожу, не хочу расстраиваться лишний раз. Участвовать в спектаклях соглашаюсь только по просьбам режиссеров, которых хорошо знаю и которые не устроят на сцене публичный дом.

"Петербургский дневник": То есть «осовременивание» классики вам не по нутру?

Ирина Бируля: Абсолютно. Не понимаю, зачем это надо делать. Некоторые режиссеры говорят, что публика пойдет только на скандал. Неправда. Вот Юрий Томошевский поставил спектакль по пьесе «На дне» Горького. Я была там художником. И прекрасно обошелся он без «осовременивания», и зал всегда полный. Все ведь зависит от вкуса и таланта режиссера, у Томошевского с этим все в порядке.

"Петербургский дневник": Расскажите о последнем спектак­ле.

Ирина Бируля: В Балтийском доме Владимир Тыкке поставил спектакль «Два старомодных коктейля для двух старомодных чудаков» по пьесе Дельмар «Дай дорогу завтрашнему дню». У нас ее помнят под названием «Дальше – тишина», взятым из «Гамлета» Анатолием Эфросом для своей легендарной постановки. Это пьеса о трогательной любви двух пожилых людей, которых разлучают собственные дети. Супругов Куперов там играли Фаина Раневская и Ростислав Плятт – играли с такой силой и болью, что зрители в зале рыдали. В Балтийском доме их прекрасно играют Ирина Соколова и Роман Громадский. Я выстроила оформление в одной декорации. Все происходит на вокзале – символе разлуки.

"Петербургский дневник": Но вы не только театральный, но и вполне независимый художник. Как вы вырвались из постановочного круга и взялись за кисть?

Ирина Бируля: Так получилось, что мы с мужем уехали на несколько лет в Севастополь. Его пригласили главным режиссером в театр, а меня – главным художником. Мы там хорошо работали, а когда вернулись, то в Петербурге меня то ли уже забыли, то ли время было не мое. В театр не приглашали, и вот тогда я и погрузилась в картины.

"Петербургский дневник": Ваши главные темы – старый Петербург, старинные вещи и музыка. Почему?

Ирина Бируля: Потому что я это очень люблю. Старый Петербург и вещи меня окружают, а мой сын – исполнитель старинной музыки на теорбе – предшественнице лютни.

"Петербургский дневник": Откуда берутся сюжеты?

Ирина Бируля: Сначала в голове рождается история, потом она просится наружу. Еще ненаписанных историй в голове сейчас штук тридцать. Каждую свободную минуту стараюсь поработать, и это лучшее время жизни.

"Петербургский дневник": У вас свой стиль и даже своя технология, при которой холст становится объемным и зернистым. Как вы этого добиваетесь?

Ирина Бируля: Я грунтую холст землей, песком, битым стеклом – в зависимости от сюжета картины, потом закреп­ляю особым составом. Получается грунт шершавый, объемный и как бы дышащий. Потом я пишу как фреску на штукатурке. 

Я ведь в молодости хотела стать художником-монументалистом, расписывать большие пространства, но потом посмотрела на тематику советских фресок и не стала поступать в Академию художеств. А объем картинам еще придают мои театральные приемы. Могу к нарисованной двери приделать реальную ручку или к портрету собаки – поводок.

"Петербургский дневник": Рассматривая ваши картины, погружаешься в какой‑то другой мир, параллельный действительности. Вроде все реальное: и петербургские дворы, и лампа под абажуром, а все‑таки это иллюзия другой, высшей жизни. Но почему ваши картины безлюдны? Например, здесь за столом кто‑то обязательно должен пить чай.

Ирина Бируля: Они скоро придут. Мои картины зрители могут додумать и ввести туда себя или других действующих лиц. Весь мир – театр.

"Петербургский дневник": А как вы относитесь к актуальному искусству, инсталляциям и перформансам? Говорят ведь, что только это теперь искусство, а просто смотреть картины уже устарело.

Ирина Бируля: Так ведь и театр хоронили, а ничего, живет. Все эти инсталляции – не мое, суета для само­утверждения. Я же давно поняла, что главное не имя, награды и звания и даже не деньги, а гармония в душе.

"Петербургский дневник": Ваша квартира прямо с порога выдает еще одно направление ваших интересов. У вас что, филиал антикварного магазина или цех реквизита?

Ирина Бируля: Как хотите назовите, но это все дорогие мне вещи. На собирательство меня еще много лет тому назад настроил гениальный режиссер Николай Акимов. «Ничего не выбрасывайте, все несите в дом, в театре пригодится», – так он нам советовал. И его совет мне действительно пригодился. Мне звонят из различных театров, «Ленфильма» и просят вещи для кино и спектак­лей.

"Петербургский дневник": Я вижу, что у вас весьма солидное собрание. Как создаются такие коллекции?

Ирина Бируля: Моя собиралась везде, включая городские помойки. Раньше хождение по городу было более результативно. Например, на углу Невского и Марата стоял чугунный утюг, я его увидела и прихватила, теперь он на полке в кухне. Не могу сказать, сколько здесь предметов, но очень много. Есть чугунные утюги, керосиновые лампы, швейные машинки, кофемолки, бутылки. Среди раритетов – рама от зеркала из особняка Маннергейма на Каменном острове. Вывозить ее пришлось на лодке, так как в воротах стоял страж и не пускал спасти вещь. Американские ботинки попали еще к отцу из ленд-лизовской посылки военного времени, но имеют даже сегодня вполне пристойный вид. Самый главный экспонат собрания – платок-признание в любви моему деду. Его вышила красными стежками по белому фону моя бабушка. Она не знала грамоты, но ей подсказывали по словечку, как надо написать, и она это слово вышивала. Как видите, старалась не напрасно: теперь я живу на свете.

Многие вещи приходят от друзей. Из Москвы привезла старинный сундук, гусарскую медную кастрюлю для приготовления пищи на костре и медное ведро для поения лошадей. Представляете историю жизни этих предметов? Много вещей отдали друзья, которые эмигрировали в советские времена. Тогда казалось – навсегда.

"Петербургский дневник": А не страшно впускать в свой дом чужие вещи с чужой энергетикой?

Ирина Бируля: Нет. Каждую вещь мы встречаем с огромной любовью, отмываем, очищаем, реставрируем и принимаем в семью. Пожалуй, только один предмет вызывает напряжение. Это телефонный аппарат, на котором стоит клеймо «Нюрн­берг. 1942». Кто бы мог говорить по этому телефону?

"Петербургский дневник": Ваш коллега Эдуард Кочергин радует своими мемуарами о БДТ. Вам наверняка тоже есть чем поделиться. Не думали о книге?

Ирина Бируля: Думала, и даже пишу потихоньку, по главкам. Надеюсь, к юбилею получится книга. Также готовлю выставку своих работ.

Закрыть