Яндекс.Метрика
  • Андрей Сергеев

Капитан Валентин Родченко: самую большую опасность представляли айсберги

В 1985 г. вся страна с трепетом следила за судьбой экипажа научно-исследовательского судна "Михаил Сомов", попавшего в ледяной плен и сражавшегося за жизнь 133 дня. Капитан судна рассказал "Петербургскому дневнику", каково это – застрять в ледяной пустыне без надежды на спасение и как экипажу удалось выжить самому и спасти судно.

В 1985 г. вся страна с трепетом следила за судьбой экипажа научно-исследовательского судна "Михаил Сомов", попавшего в ледяной плен и сражавшегося за жизнь 133 дня. Капитан судна герой СССР Валентин Родченко рассказал "Петербургскому дневнику", каково это – застрять в ледяной пустыне без надежды на спасение и как экипажу удалось выжить самому и спасти судно.

"Петербургский дневник": Почему станция "Русская" была столь важна для изучения ледяного материка?

Валентин Родченко: Район, в котором была основана станция, долгое время оставался белым пятном на карте Антарктиды и, как следствие, представлял немалый интерес для исследователей всего мира. Слабая изученность этой местности объяснялась крайне тяжелой ледовой обстановкой, не позволяющей подойти к берегу материка.

К примеру, американцы дважды пытались основать там свою базу, но не вышло. В первый раз они послали ледокол, который смог пройти во льдах около половины расстояния, примерно 100–150 миль, прежде чем сломал лопасть гребного винта и был вынужден повернуть назад. На следующий год американцы предприняли еще одну попытку открыть полярную станцию в этом районе, и снова ледокол не смог пройти из‑за тяжелой ледовой обстановки. А ведь ледокол в разы мощнее и прочнее транспортного судна ледового класса, коим является "Михаил Сомов".

Фото: пресс-служба Северного УГМС

"Петербургский дневник": Какие задачи стояли перед вашей экспедицией?

Валентин Родченко: Мы должны были доставить новую смену зимовщиков, припасы и оборудование на станцию "Русская", которую открыли в том районе, где ранее это планировали сделать американцы.

Проблема заключалась в том, что наш рейс задерживался и к кромке льда мы прибыли только в середине марта, когда в Антарктике уже началась зима.

С помощью двух вертолетов, находящихся на судне, мы провели ледовую разведку и смогли подобраться к полярной станции. Правда, только на расстояние дальнос­ти полета вертолета.

О том, чтобы повернуть назад, речь не шла. На станции нас ждали люди, которые не смогли бы продержаться еще один год без пополнения припасов. К тому же, по медицинским нормам, больше года находиться в суровых условиях Антарктиды нельзя.

Нам удалось подойти достаточно близко, чтобы вывезти людей со станции вертолетами, отправить новую смену полярников и по минимуму завезти дизельное топливо и снабжение.

В это время ледовая обстановка резко ухудшилась, начались ураганные ветры свыше 50 м/сек, и судно оказалось блокировано льдом среди многочисленных айсбергов. Ловушка захлопнулась, "Михаил Сомов" прочно застрял в море Росса.

"Петербургский дневник": Неужели ничего нельзя было сделать?

Валентин Родченко: Связались с Большой землей. Вместе с Госкомгидрометом и НИИ Арктики и Антарк­тики стали прорабатывать варианты.

Скажем, атомная подлодка могла бы проломить лед толщиной около метра и забрать людей. В течение недели экипаж судна со специальными бурами занимался замерами толщины льда. Выяснилось, что нас окружает лед толщиной 3–5 м. Пробиться сквозь такую толщу мог бы атомный ледокол, но от этой идеи тоже отказались. Ему пришлось бы преодолевать тропики, где температура воды может достигать 30 градусов. Система охлаждения ядерного реактора ледокола не рассчитана на работу при таких высоких температурах и попросту могла бы не справиться.

Многократные попытки вырваться из ледового плена были безуспешны. Конструктивно "Михаил Сомов" рассчитан на плавание во льдах толщиной 50–100 см.

Что дела совсем плохи, стало понятно, когда пришла шифровка с приказом о запрете переписки. Многие приуныли, посчитав, что нас бросили. Но это было не так.

Еще в самом начале дрейфа к нам направили теплоход "Павел Корчагин". Ему удалось пройти во льдах всего несколько десятков миль, прежде чем судно уперлось в непроходимый лед.

Но этого оказалось достаточно для того, чтобы эвакуировать часть людей на пределе дальности наших Ми-8. Всего были вывезены 77 человек, на "Михаиле Сомове" остались только необходимая для управления судном команда и вертолетчики – 53 человека.

"Петербургский дневник": С какими опасностями вам пришлось столкнуться во время ледового дрейфа?

Валентин Родченко: Опасность была постоянной и ежедневной, так как над нами висела угроза быть раздавленными льдами и айсбергами.

Нервы людей напряжены до предела, экипаж на грани срыва, а впереди только неизвестность. Особенно тяжелая обстановка сложилась в первые 1,5 месяца. Однажды ко мне пришла группа "делегатов", которые заявили, что "приглашают" меня на общее собрание. Потребовали держать ответ: мол, говорил, что все хорошо будет, а что‑то непохоже. Оправдываться было бесполезно, потому говорю: "Давайте вместе думать, как выбраться из этой ситуации". Большинство отреагировали нормально, и мы приступили к подкреплению бортов судна.

Морально поддерживать дух экипажа мне очень помогал судовой врач Леонид Шмерев. Ему удавалось найти подход к каждому из нас, выслушать, поддержать, не допустить паники среди экипажа.

На первый взгляд может показаться, что в ледовом плену у команды было много свободного времени. Это заблуждение. Большая часть дня уходила на работу по подкреплению корпуса судна. Самое главное было не допустить повреждения в районе машинного отделения, это было бы катастрофой. Если бы вода попала в машинное отделение, мы потеряли бы электроэнергию и всякую возможность двигаться, вырвавшись изо льда.

Очень помогло, что мы не успели выгрузить весь груз на станцию. В трюме обнаружились крепкие длинные бревна и листы металла толщиной 20 мм. Во многом благодаря этой работе нам удалось выжить.

Борьба за живучесть и непотопляемость судна была постоянной. Самую большую опасность представляли айсберги. Они давили на лед, который в свою очередь давил на нас. Представьте: стоит оглушительный треск, судно содрогается, льдины, наползая друг на друга, с невероятной силой давят на борт. У нас был поврежден топливный танк, стальной набор корпуса, смяты борта.

"Михаила Сомова" вмес­те с основной массой льда несли поверхностные течения, а айсберги подвержены более сильным подводным. В глубину эти ледяные исполины могут достигать сотни метров, и лед, в котором мы находились, для айсбергов не является препятствием.

Увернуться мы, естест­венно, не могли. К тому же была полярная ночь, лишь иногда удавалось заметить слабые блики надводной части айсбергов, когда они оказывались рядом с нами. От айсбергов вокруг нас многометровый лед ломался, как картон. Видеть это и слышать оглушительный грохот ломающегося льда я бы не пожелал даже врагу. Заметив очередной айсберг, оставалось только беспомощно смотреть на его приближение и надеяться на чудо.

"Петербургский дневник": Как все же удалось вырваться из ледового плена?

Валентин Родченко: Экспедицию по нашему высвобождению возглавил известный полярник Артур Чилингаров. Для успеха дела требовалось получить ледокол и специальный вертолет, способный действовать ночью. Проблема в том, что ледоколы играют исключительно важную роль в обеспечении работы Северного морского пути в Арктике. Если снять оттуда один ледокол, под угрозой срыва окажется снабжение всей Арктики. Только неиссякаемая энергия Чилингарова позволила заполучить нужное судно. Пробиваясь к нам на дизельном ледоколе "Владивосток", спасатели сами чуть не попались в ловушку, но ледокол все же мощное судно, в 3 раза мощнее "Михаила Сомова", и 26 июля 1985 г. мы вышли на кромку льда.

К тому времени за нашим дрейфом следили не только в нашей стране, но и за рубежом. О нас писали газеты, гремел радиоэфир и т. п.

Вырвавшись из ледового плена, мы направились к ближайшему порту для осмот­ра подводной части судна и оценки его пригодности к дальнейшему плаванию.

В новозеландском порту Веллингтон нас встретил мэр города, был организован пышный прием с оркестром. Первый вопрос, который мне задали: приходилось ли применять оружие для усмирения бунта? Я попытался им объяснить, что бунта не было, впрочем, как и пистолета, но, по‑моему, они так и не поверили. Потом нас ждал путь домой на родину.

В 1990 г., спустя 10 лет после начала работы, станция "Русская" была закрыта из‑за экстремально тяжелой ледовой обстановки.

К слову, совсем недавно я снова побывал на борту "Михаила Сомова", который до сих пор бороздит северные моря. Только теперь его плавания ограничены Арктикой.

В связи с возрастом судна инспекция Морского регистра, отвечающая за техническое состояние судов, запретила "Михаилу Сомову" походы в Антарктику.

"Петербургский дневник": Недавно вышел фильм о дрейфе "Михаила Сомова". Насколько он соответствует действительности?

Валентин Родченко: Кино получилось интересное, хотя и далекое от реальности. Но задача снять документальный фильм и не стояла, это был бы другой фильм.

Например, герои картины страдали от голода, но у нас было более чем достаточно еды. Да, после рейса я весил всего 49 кг, но это связано с постоянным нервным напряжением. Основная заслуга фильма в том, что в нем затрагивается тема плавания в экстремальных условиях Антарктики, чему раньше внимание не уделялось.

Для расследования обстоятельств ЧП у берегов Антарктики была создана специальная правительственная комиссия. Ее работой руководил председатель Президиума Верховного Совета СССР Андрей Громыко. Для оценки ситуации были привлечены как отечественные, так и зарубежные специалисты по Антарктике. Изучив снимки района дрейфа "Михаила Сомова", сделанные со спутника, ученые пришли к выводу, что ситуация безнадежна. По их мнению, корабль смог бы продержаться не более месяца. К счастью, их прогноз не оправдался. Спустя 133 дня борьбы со стихией корабль был вырван из ледового плена. За проявленный героизм Валентин Родченко был удостоен звания Героя Советского Союза.

Закрыть