"Здесь, в Гатчине – чудные дворцовые комнаты. Богатая, солидная мебель, роскошный парк, простая, но обильная и вкусная еда", – эти слова записал в своем дневнике 1924 г. известный историк искусства Александр Николаевич Бенуа. Вместе с семьей тем летом он жил в Кухонном каре Гатчинского дворца. Соседями Бенуа были известные искусствоведы, художники, архитекторы: Н. Е. Лансере, З. Е. Серебрякова, А. А. Оль, Д. А. Шмидт, П. И. Нерадовский и многие другие. Как же так получилось, что в середине 1920 х гг. все они оказались в Гатчинском дворце?

В 1924 г. Петроград был переименован в Ленинград, но новое имя не принесло решения большинства проб­лем: по-прежнему было голодно, стремительно увеличивалась инфляция, происходило уплотнение и массовое появление коммунальных квартир. Представители научной и художественной интеллигенции, многие из которых до 1917 г. вели размеренную и обеспеченную жизнь, ощущали эти изменения особенно остро. Летом, когда в Петрограде было жарко и пыльно, они оставались в городе, так как имений и загородных домов лишились, а для найма дачи не хватало средств.

Неожиданное решение

В этих условиях неожиданное решение нашел директор Гатчинского дворца Владимир Кузьмич Макаров, устроивший в гостевых апартаментах что-то вроде дач для научных сотрудников, изучавших музей.

Макаров пришел в Гатчину в 1918 г., никогда не боялся высказывать свое мнение, отстаивая дворец и его коллекции. Он защищал помещения от посягательств различных ведомств, пытался предотвратить вывоз предметов, вступал в конфликт с комиссарами и даже был заключен под арест.

Гатчинский дворец, до 1917 г. практически недоступный для исследователей, представлял для него настоящую сокровищницу. Здесь были сосредоточены высококлассные произведения искусства разных эпох, которые хотелось изучать и показывать посетителям.

Сложное время

Несмотря на сложное время, музейщики под руководством Макарова работали с полной отдачей и проявляли порой недюжинную фантазию в умении обойти бытовые проблемы. Не хватает денег на издательскую деятельность? Сотрудники издают научные статьи всего в нескольких экземп­лярах, отпечатанных на машинке. Поезда в Гатчину ходят не очень регулярно? При дворце организуется экскурсионная станция с пятьюдесятью койками, где можно было оставить на ночь группы посетителей, приезжающих издалека. Представители центральных музеев выезжают на места с инспекционными проверками с целью забрать из дворцов самые ценные экспонаты? Гатчинцы пытаются отстаивать целостность коллекций и, если не получается, ищут замены, планируют новые выставки.

Семинар-погружение

Летом 1924 г. во дворце начинает свою работу семинар "по изучению Гатчины". Его участники должны были стать квалифицированными экскурсоводами. Методы преподавания предполагали даже игровое "погружение в эпоху", совершенно невозможное в современном музее: женщинам-курсисткам однажды разрешили надеть подлинные платья императ­риц и пройти по залам.

Дочь директора дворца Вера Добровольская впоследствии вспоминала, как поражен был архитектор А. А. Оль, когда "работая над своей акварелью, услышал музыку и в зал вошли дамы в платьях ХVIII в.". Поразившее его зрелище было маскарадом, своеобразной практикой для будущих экскурсоводов.

Но Макаров хотел, чтобы выпускники этих курсов получили действительно серьезные знания, и для чтения лекций приглашал специалистов самых разных облас­тей. Научное руководство вели сотрудники Эрмитажа и Русского музея Д. А. Шмидт и П. И. Нерадовский.

"Летние научные дачи"

Одновременно Владимир Кузьмич пытался решить и другую проблему. В штате музея сотрудников было мало, а собрание насчитывало десятки тысяч экспонатов, их атрибуция и изучение требовали поистине энциклопедических знаний.

В Гатчинском дворце создается что-то вроде "летних научных дач". Сотрудникам крупных музеев, Публичной библиотеки, Ленинградского отделения Главнауки во дворце бесплатно предоставлялись комнаты для проживания, и они исследовали коллекции, читали лекции, писали научные статьи.

В результате здесь сложился особый кружок людей, близких по духу и интересам: искусствоведы и историки, библиотекари и архивисты, художники и композиторы. Всем им было разрешено останавливаться в Гатчине с семьями. Местное население готово было обеспечить "дачников" свежими и качест­венными продуктами.

Бенуа сибаритствовал: "Прекрасно здесь и молоко. К утреннему кофею для меня накапливается со всего дня пенка, и это является моей главной усладой", "мы второй день сильно просыпаем, так что у дверей наших в коридоре набирается сборище чухонных поставщиков молока, сметаны, яиц, творога".

Кружок

Члены этого маленького кружка впоследствии в письмах так и называли себя "гатчинцами". Д. А. Шмидт читал лекции для участников семинара и изучал коллекцию голландской живописи. Представители Русского музея Н. Е. Лансере и П. И. Нерадовский вели работы по исследованию архитектурных памятников Гатчины и собрания живописного портрета. Сотрудник Публичной библиотеки И. И. Яковкин занимался разбором старинных книг. Рядом в маленьких комнатках антресолей жили студенты университета и Института истории искусств, получая уникальную практику.

Встретились здесь и авторы, которые в начале века публиковались в журнале "Старые годы", – искусствоведы А. Н. Бенуа, Е. Г. Лисенков, коллекционер С. Н. Казнаков. Автор статьи о павловской Гатчине Казнаков теперь разбирал письма и фотографии. "Бедняжка совсем глухой, и надо ему орать в самое ухо, чтобы он что-нибудь расслышал. Прямая цель его приезда – определить изоб­раженных на бесчисленных фото в комнате Александра III лиц, что он уже третий день производит", – вспоминал А.Н. Бенуа.

Дневник художника

По вечерам все собирались вместе, гуляли по парку, ходили в синематограф и подолгу разговаривали, художники рисовали. В общей сложности сейчас известно около восьмидесяти работ, написанных акварелью, маслом и пастелью в середине 1920-х гг. в Гатчинском дворце и парке.

Работы Николая Евгеньевича Лансере представляют своего рода дневник художника. Его дочь вспоминала: "Не проходило ни одного дня, когда бы он что-нибудь не зарисовал в своем карманном альбомчике, с которым никогда не расставался".

А. Н. Бенуа наслаждался возможностью в одиночестве работать в комнатах семьи Александра II, где было "абсолютно тихо, ни с улицы ничего не докатывается, ни внутри никаких нет шорохов и трес­ков". Сейчас его акварели, написанные в достаточно свободной манере, без излишней деталировки, позволяют проникнуться духом этих комнат, ощутить спокойствие и как будто замершее в них время.

Конец

К сожалению, длились эти "летние научные дачи" недолго. Вскоре их участники разъехались по разным городам и странам, многие были репрессированы и погибли. В. К. Макарова арестовали, уволили с должности директора и выслали в Череповец, из дворца начались массовые продажи предметов за границу. Но и спустя время в воспоминаниях "гатчинцев" осталась та особая атмосфера "сплошного художественного праздника", включавшая и "часы, проведенные в насыщенной в прошлом атмосфере безмолвных комнат и чертогов", и "менее возвышенное упоение – земляникой и черникой из гатчинских лесов".