Яндекс.Метрика
  • Кирилл Дыбский

Книжная лавка представляет «На реках вавилонских» Елены Зелинской

Книга Елены Зелинской «На реках вавилонских» входит в серию книг петербургских писателей, посвященных столетию русской революции. Автор отслеживает путь двух семей сквозь испытания ХХ в. В романе нет почти ни одного вымышленного героя, и все события кропотливо восстановлены по архивным документам.

Книга Елены Зелинской «На реках вавилонских» входит в серию книг петербургских писателей, посвященных столетию русской революции. Автор отслеживает путь двух семей сквозь испытания ХХ в. В романе нет почти ни одного вымышленного героя, и все события кропотливо восстановлены по архивным документам.

За кусты скатывается со склона юнкер Николаев, посыльный из группы заслона:

– Господин генерал! Красные крупными силами наступают вдоль отмели. В заслоне осталось шесть человек и один пулеметный расчет!

– Полковник Магдебург! Бегом с ротой на берег и держать оборону!

Перебежками – через ущелье, через лагерь, спотыкаясь о ящики с оружием, фельдшер и два наспех перевязанных черкеса перетаскивают убитых, сестра милосердия руками рвет пакеты с бинтами, на мокрых от крови шинелях лежат раненые. Все пространство до отмели простреливается, юнкера пробираются вперед, прижимаясь к склонам горы, камешки катятся из‑под ног.

– Рота! – кричит полковник. – Развернуться на девяносто градусов, занять позицию поперек береговой линии фронтом к противнику и встать заслоном перед лагерем.

Песок буквально кипит под пулями.

– Передай по цепочке, – объясняет полковник идущему за его спиной Николаеву, – нужно добежать до берега и окопаться в песке.

Никто не решается. Лица напряженные, как на выпускном экзамене.

– Кто хочет серебряный или деревянный крест получить?

Охотников нет.

– Рота, делай, как я!

Григорий перекрестился и, пригибаясь, побежал по песку. Пыль подымалась вокруг него от падающих пуль. Все замерли, как завороженные, ожидая, что он упадет мертвый. Но нет – добежал до берега, упал и начал руками нагребать перед собой кучу песку. Немного зарывшись, он обернулся и согнутым пальцем, словно к доске, поманил юнкеров. Двое сразу побежали к нему. Один рухнул, раненый. Еще один вскочил, и вдруг вся рота кинулась к берегу. Несколько человек упали и так и остались лежать, не шевелясь.

Юнкера отбивают атаку за атакой винтовочным и пулеметным огнем. Первый заслон – Костя Котиев и Володя Троянов – закрывают отряд. Железо свистит над головой, мимо ушей, впивается в песок прямо у лица. Около ствола столько гильз, что не видно и самого пулемета. Красные идут так густо, что прицел не нужен, и хорошо, потому что грязь и пот заливают Косте глаза, треск стучит в ушные перепонки, в затылок, в виски, и он не слышит слова, которые кричит Троянов, беззвучно раскрывая рот, и только видит, как тот медленно перекатывается на спину, и под стриженой головой вырастает черное мокрое пятно.

– Ты можешь ползти? – напрягается Котиев, чтобы перекричать стук, свист, разрывы, но не слышит ответа, и не шум заглушает его, а страшная тишина.

– Дышать больно, – бормочет он и утыкается лицом в горячий серый песок.

– Альбов, – кричит полковник Магдебург, – пулеметный расчет у первого заслона замолчал! Прикрывай брешь!

Отплевываясь от песка, Саша ползет к пулемету. Бережно снимает теплые Костины руки с наводки и припадает к прицелу. Рядом стонет Троянов.

– Терпи, Володька, – яростно орет Альбов, – терпи, даже перевязать не могу! Смотри, их сколько прет! Если эта сволочь прорвется, они всю роту перережут!

Пуля прошивает руку. Закусив губу, чтобы не потерять сознание, портупей-юнкер Альбов продолжает расстреливать наступающие цепи.

– Корабли! Корабли! – вопит дозорный, и, выскочив из‑за валуна, трясет над головой винтовкой.

…Блестящие на солнце орудия «Гайдамака» развернулись и открыли огонь. Первый снаряд упал в воду, поднимая столб воды и песка.

Григорий поднялся, стряхивая прилипший к мокрой гимнастерке песок, и махнул фуражкой:

– Рота, к бою!

Житие двух семейств, в один прекрасный момент породнившихся и рассеянных по белу свету войнами да смутами…Герои «Рек» от Рюрика родства не вели, при европейских дворах не блистали, на троны и эшафоты не всходили. Таких на Руси-матушке тьмы и тьмы!.. Вот только кто о них помнит? Сколько их, безвестных поручиков и пехотных штабс-капитанов, посечены шашками в 1918‑м? Их родословными растапливали буржуйки в голодной и холодной Москве. Их «Владимиры с мечами» обменивались вдовами на муку в блокадном Ленинграде.

Елене Зелинской удалось невозможное – бережно и одновременно ярко выписать историю своих пращуров за последние 200 лет. Она, словно художник-реставратор, воссоздала картину прошлого по кусочкам, по намекам, по штрихам, по отслоившимся чешуйкам. Там, где требовалось, – отскоблила наслоения. Там, где краски поблекли, – добавила цвета и жизни. В тех местах, где фрагменты утрачены, – бережно дописала.

И вот заблестела, заискрилась, задышала история двух старинных и славных русских родов – Магдебургов и Савичей. Тут есть все. Залпы наполеоновских мортир и стрекот пулеметов «Максим». Дурманящий уют провинциального Нежина и строгая отстраненность Петербурга. Витые аксельбанты и потные гимнастерки, набрякшие кровью.

Двести лет российской истории бережно прошиты стежками имен, событий и дат, украшены кружевом живых диалогов и блестками семейных преданий. А поверх всего этого, словно Андреевский крест, – вера и верность, любовь и нежность…

Tлена Зелинская – петербургский писатель, журналист, общественный деятель. Родилась в Ленинграде. Окончила факультет журналис­тики Ленинградского государственного университета. Автор книг «Дом с видом на Корфу», «Долгая память», «Форель в Кордильерах» и других. Произведения переведены на итальянский, греческий и сербский языки. Лауреат премии за продвижение русского языка и литературы на Балканах.

Ищите книгу в Книжной лавке писателей

Закрыть