В 1982 г. ленинградский полярник, работавший на атомном ледоколе «Арктика», не предполагал, что его отпуск начнется со спасения экипажа тонущего судна, а путь домой станет настоящим арктическим приключением. Чтобы добраться до дома в Ленинграде, Юрию Смирнову пришлось пересечь четыре арктичес­ких моря.

"Петербургский дневник": Расскажите, как начинался ваш отпуск.

Юрий Смирнов: В Арктике экипажи ледоколов работали сменами по 4 месяца. Когда смена подходила к концу, договаривались с капитаном проходящего в нужном направлении судна и пытались добраться до дома.

Говорю: пытались, потому что далеко не всегда все получалось так, как запланировано. Скажем, отправили мы семерых в отпуск на проходящем пароходе и думать про них забыли. Спустя полторы недели снова встречаем их в Арктике, оказалось, их пароход завернули на другие задачи, вот они и болтались туда-сюда. Попросились пустить их обратно на ледокол, чтобы помыться. На обычных судах для душа использовали забортную воду, а у нас стоял мощный опреснитель, мощности которого хватало и для камбуза, и для душа.

Фото: из личного архива Ю. Смирнова

В сентябре 1982 г. отпуск предстоял мне, как следствие и далеко не простой путь домой, но перед этим пришлось еще немного поработать. Всего за несколько дней до моего отъезда, 2 сентября, наш ледокол вел на запад лесовоз «Брянсклес», порт приписки Ленинград. Судно имело очень солидный возраст, еще польской постройки, сейчас в Арктику такие суда не пускают.
Помню, стояла относительно неплохая погода, наблюдались редкие льдины, все было как обычно. Мы шли напрямик, а лесовоз лавировал между льдинами. На одном из поворотов он угодил под удар льдиной, получив пробоину сразу в два трюма…

"Петербургский дневник": Лесовоз можно было спасти? Ледокол принял на борт экипаж тонущего судна?

Юрий Смирнов: Судно получило слишком серьезные повреждения. Наш ледокол пошел на сближение с терпящим бедствие судном, чтобы снять экипаж. Моряки с «Брянсклеса» выскакивали на палубу кто в чем, некоторые без курток в одних майках. Так их и приняли, в каюты им возвращаться запретили – опасно. Ведь неизвестно, как поведет себя поврежденный лесовоз.

Злые языки из команды «Брянсклеса» говорили, что только помполит (помощник капитана по политической части), у которого по всем тревогам нет никаких обязанностей, вышел полностью экипированный с двумя портфелями. В одном были личные вещи, во втором – партийные документы. Пересадка шла быстрым темпом. Помполит бросил портфель с личными вещами к нам на борт, а с партийными документами промахнулся и утопил его.

Уходить от гибнувшего судна по морским правилам нельзя. Надо дождаться конца ситуации. Моряки с «Брянск­леса» со слезами на глазах и мы стояли в корме ледокола и наблюдали за агонией судна. Тонул лесовоз долго – держала переборка машинного отделения. Судно неторопливо кренилось, с шумом, подобно последнему стону умирающего, из отсеков вырывался воздух. Потом освещение на палубах мигнуло и автоматически переключилось на аварийное. Казалось, судно живет и борется, не желая погибать. При сильном крене судно встало почти вертикально носом вниз и с утробным звуком, громким и воющим, скрылось под водой.

Фото: из личного архива Ю. Смирнова

"Петербургский дневник": Какие трудности вам пришлось преодолеть на пути домой?

Юрий Смирнов: Подошло время моего отпус­ка. С ледокола «Арктика» отправлялись пятеро: три курсанта из высшей мореходки, у которых закончилась практика и они возвращались в училище, старший мастер центрального отсека, то есть атомной установки ледокола, Владимир Вейнберг и я – инженер службы радиационной безопасности, назначенный старшим группы. Вместе мы должны были добраться до Мурманска, а оттуда поездом до Ленинграда.

Наш поход на запад начался в Восточно-Сибирском море, где нас взял на борт «Пионер Белоруссии», который шел до Енисея, в Игарку. Мы прошли Восточно-Сибирское море и мыс Челюскин, вошли в море Лаптевых. Пароход спокойно и уверенно лавировал мимо отдельных льдин, попадавшихся на пути. Наша радость по поводу возвращения в родные края была омрачена лишь ночной тревогой «подвижка груза». Море штормило, а судно шло под небольшим, но постоянным креном. Я выглянул из кубрика:  «Мужики, помощь нужна?» «Сидите и не высовывайтесь. Без вас справимся». Через полчаса объявили отбой тревоги, но уснуть еще долго не получалось. При подходе к Диксону, где Енисей впадает в Карское море, мы должны были пересесть на судно, идущее в Мурманск с Енисея. Такое судно шло, и с ним договорились, что они возьмут нас пятерых до Мурманска. Была ночь. Я вышел на палубу, и ветер меня чуть не свалил с ног, в море развернулся настоящий хаос. Наш «Пионер» протестующе скрежетал, борясь с волнами.

Как бы в противоположность творившемуся снаружи буйству стихии в каюте было удивительно тихо и тепло. Капитан сидел за столом с зеленым сукном, горела настольная лампа под круг­лым абажуром. Капитан поинтересовался, будем ли мы пересаживаться или останемся на «Пионере», который поворачивал в сторону Енисея. Перспектива сражаться со стихией, которая с легкос­тью могла разбить шлюпку, как‑то не радовала, поэтому решили остаться, хоть это и отдаляло наше прибытие домой.

Фото: из личного архива Ю. Смирнова

"Петербургский дневник": Вам удалось найти другую «попутку» до Мурманска?

Юрий Смирнов: К утру погода наладилась, Енисей был величав и спокоен. Нам повезло, неподалеку стояло гидрографическое судно «Механик Евгенов», капитан которого согласился принять нас на борт ожидать судно, идущее в Мурманск. При пересадке с «Пионера» мы успели пообедать. На «Евгенове» же судовое время было другое, и нас снова пригласили на обед. Решили не отказываться, чтобы не нарушать правила морского гостеприимства. Следует отметить, что между Певеком (время по Чукотке) и Мурманском (время по Москве) разница во времени составляет 9 часов, а капитан на судне вправе выбирать, по какому времени жить экипажу.

Нам сказали, что через несколько часов будет проходить «полководец» – так называют все суда, названные в честь великих полководцев, точно уже и не помню, какой именно. Есть еще такие суда, как «Емельян Пугачев», «Степан Разин», их в народе называют «разбойниками».

Нас с пожитками посадили в шлюпку, пока «полководец» стал замедлять ход, но это процесс долгий, и нас стало бросать на кильватерной волне. Долго шли за ним, пока он наконец не остановился. Мы подошли к борту, высота которого была метров шесть-семь. Как мы карабкались с вещами на борт – отдельный рассказ.

Спустя полторы недели, насыщенные событиями, мы наконец прибыли в Мурманск, пройдя Восточно-Сибирское море, море Лаптевых, Карское и Баренцево моря. Выйдя из Мурманского порта, мы смогли пройти около 50 м и с удивлением обнаружили, что идти дальше сил нет. В такие моменты хорошо осознаешь, насколько «широка страна моя родная».